Она мне жизнь, она мне радость!
Она мне возвратила вновь
Мою утраченную младость,
И мир, и чистую любовь.
А. С. Пушкин

Факты биографии и тайнопись – две составляющие пушкинского биографизма. Но это не всё, есть и третья составляющая – биограф: «Сеть наполняется, биограф вытягивает ее; потом сортирует, выбрасывает, укладывает, разделывает и продает. Однако подумайте и о том, что не попало в его улов: ведь наверняка много чего ускользнуло. Вот на полке стоит биография: толстая и респектабельная, по-буржуазному самодовольная. Жизнь за шиллинг – и вы узнаете все факты, за десять фунтов к этому прибавятся еще и гипотезы. <-----> Гипотезы напрямую зависят от темперамента биографа»¹. Другими словами, у художника потому множество биографий, что биографы по-разному трактуют произведения, в которых биографические факты заложены. С другой стороны, трактовки этих произведений зависят от трактовок биографами фактов биографии художника. Так ли это, попробуем разобраться на примере «Сцен из рыцарских времён».

И. З. Сурат в работе «Жил на свете рыцарь бедный» идентифицирует Наталью Николаевну Пушкину как Мадонну, взяв за основу приведённые ниже произведения.

Легенда

Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.

Но пречистая сердечно
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.

Мадонна

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.

Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Песня Франца в «Сценах из рыцарских времён»

Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.

Возвратясь в свой замок дальный,
Жил он строго заключен;
Все безмолвный, все печальный,
Как безумец умер он.

В основе идентификации – соотнесение этих текстов с отрывками из писем поэта и воспоминаниями современников. И действительно, в своих посланиях жене Пушкин боготворит её и величает мадонной. Действительно и то, что редко кто из его современников, хоть однажды видевших Гончарову-Пушкину, не был бы ею очарован: все говорят о её поразительной красоте, о божественной внешности. О неземной красоте Натальи Николаевны, производящей сильное зрительное впечатление, пишет и И. З. Сурат.

«Пушкин из его письма к Н. И. Гончаровой от 5 апреля 1830 года: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась…». Как видим, поэт влюбился с первого взгляда. И А. П. Арапова, и П. П. Вяземский, и сам Пушкин в сходных выражениях передают то, что во многом определило дальнейшую пушкинскую судьбу – это было сильное зрительное впечатление. Такое же событие перевернуло жизнь «рыцаря бедного», героя «Легенды»:

Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.

Путешествуя в Женеву,
Он увидел у креста
На пути Марию-деву,
Матерь господа Христа»².

«Когда Пушкин увидел ее впервые, Наталья Николаевна была в белом платье с золотым обручем на голове – эти знаки чистоты и святости могли закрепить ассоциацию и способствовать восприятию будущей жены как Мадонны. Такое восприятие прочно вошло в сознание Пушкина, оно отразилось, в частности, в знаменитом сонете «Мадона» 1830 года – поэт здесь как бы продолжает сюжет «Легенды»³.

«В «Легенде», вспомним, Мадонна предстает рыцарю именно как видение, а не как духовная сущность, – откровение имеет зрительный характер (потому-то герой и «не смотрел» потом на женщин – так был ослеплен). И в сонете «Мадонна» речь также об изображении Богоматери, о ее зримом образе…»⁴.

При всей верности сказанного, возникает некоторая путаница. Исследователь, говоря о видении, имеет в виду реальный объект, доступный зрению: видению. Вне всякого сомнения, Наталья Николаевна была Пушкиным зрима. Но как мог узреть «Матерь господа Христа» бедный рыцарь, каким образом могла она оказаться в средневековой Женеве? Путаницу усиливает строка «В сонете «Мадонна» речь также об изображении Богоматери, о ее зримом образе…». Чрезвычайно спорный момент. Исследователь считает, что речь в «Мадонне» идет о реальном произведении искусства – картине. С помощью сочинительного соединительного союза «также» проецируя живописный, по мнению исследователя, портрет Мадонны из одноименного стихотворения на богородицу в «Легенде», совершенно необоснованно – у Пушкина об этом нет ни слова – утверждается, что в «Легенде» речь также идет о живописном объекте. Едва ли это правомерно, и вдвойне неправомерно с учетом того, что картина – не всегда произведение живописи или то, что открывается взору. Это может быть и то, что представляется воображению: воображение рисует картины.

Как бы там ни было, И. З. Сурат, приводя цитату из Д. Д. Благого – «В 1829 году – году вспыхнувшей любви к Н. Н. Гончаровой – поэт пишет по форме порой простодушно-шутливую, но очень значительную по содержанию «Легенду»…»⁵ – даёт ответ на вопрос, почему именно в 1829 году Пушкиным создано произведение о странном рыцаре, влюбленном в Мадонну.

Что касается «Легенды», переработанной и включенной в «Сцены из рыцарских времен» в качестве песни Франца, то здесь картина несколько иная.

«Стихотворение имеет свою функцию в сюжете, в судьбе главного героя и, вступая в новые смысловые отношения, само наполняется новым содержанием. Эти смысловые отношения и это новое содержание интересно проанализированы Ст. Рассадиным. Он приходит к выводу, что Пушкин «пошел на явную адаптацию своего вершинного творения». По его словам, «о богородице» в окончательном тексте романса (или, скорее, баллады) вообще нет речи». И дальше: «От Пушкина к Францу не перешел резко оригинальный, неподражаемый, ни на что не похожий образ рыцаря, полюбившего мадонну необычной любовью. Картина стала зауряднее и привычнее, приблизившись к балладе Шиллера-Жуковского «Рыцарь Тогенбург», герой которой влюблен не в нечто туманное, а в обычную даму и ради нее идет в бой, ради нее отрекается от мирской жизни». Такой взгляд на соотношение редакций был высказан еще о. С. Булгаковым, который писал, что Пушкин «чрезвычайно упростил первоначальный замысел. «Бедный Рыцарь» стал символом платонической любви — любви к «прекрасной даме» <------> Ст. Рассадин считает, что именно в таком прочтении «Легенда» вписывается в «Сцены…» и идейно, и эстетически: мотив любви к Мадонне был бы здесь неуместен, да и поэт Франц «не дорос до поэтики зрелого Пушкина»⁶.

Приведя эти цитаты, Ирина Захаровна высказывает следующие соображения.

«Это уже новое произведение с новым смыслом. Его герой по-прежнему влюблен в Мадонну, однако этот мотив так зашифрован, что все стихотворение получает некоторую двусмысленность. Как бы и не очень существенно, кто является предметом любви рыцаря – Царица Небесная или земная женщина: это не определяет ни характера самого чувства, ни судьбы героя. Идея небесного брака уходит… <-----> Утрачиваются существенные черты в неповторимом облике прежнего героя. Он теряет свое красивое своеобразие и ничем не отличается от всякого безнадежно влюбленного. Более того, любовь его не просветляет, это скорее помрачение, от которого рыцарь становится «дик и рьян» и умирает «как безумец». <----->

…Герою придано обычное любовное безумие взамен прежней «набожной мечты». Изменился авторский взгляд на героя и его любовь к Мадонне, и тут особенно красноречива история последней строфы о заступничестве. <-----> Небесное заступничество отнято у рыцаря»⁷.

Если, цитируемые И. З. Сурат, Дмитрий Благой, Сергей Булгаков, Станислав Рассадин категорически противопоставляют друг другу героев «Легенды» и «Песни», то она, соглашаясь с ними, все же пытается нащупать срединный путь в осмыслении двух произведений. Позиция, которой придерживается Сурат, понятна, но феминизм, на мой взгляд, проглядывающий в ней, едва ли позволяет назвать данную позицию пушкинской: обожествляешь женщину – попадаешь в царствие небесное, не обожест-
вляешь – заканчиваешь безумием.

Уверен и в том, что контекст «Сцен» никоим образом не наполняет «Песню» новым содержанием.

И содержание, и роль героя в нем остаются теми же, что и в «Легенде». В «Легенде» и «Песне» герой один и тот же и объект его любви один и тот же, и в этом смысле любовь к Мадонне без всякого ущерба может быть названа и набожной мечтой, и безумием. ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ
_________________________________

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Джулиан Барнс. Попугай Флобера. Издательство «Иностранка». Москва. 2017. С. 49, 53
2. Сурат И. З. Вчерашнее солнце: О Пушкине и пушкинистах. М. РГГУ. Москва. 2009. C. 190
3. Там же. С.191
4. Там же. С. 274
5. Там же. С. 189
6. Там же. С.265-266
7. Там же. С. 279-280

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>